Ричард Пратер - Распятая плоть [= Кинжал из плоти, Плоть как кинжал]

— Не важно, что-нибудь придумаем. В конце концов, заткнем чем-нибудь, что будет легко извлечь из ушей. Если, конечно, представится такая возможность.

— Если… что ты сказал?! — Я судорожно сглотнул. — Так, выходит, я услышу все, что скажет этот ублюдок. А что, если он догадается?

— Это, дружище, твоя забота. Постарайся убедить его.

— Будем надеяться. — Я суеверно постучал по дереву. — Но ты забыл кое о чем. А если мерзавцу придет в голову опять тыкать в меня иголками? Что тогда?! Представляешь, что будет?! Как ты собираешься справиться с этим?

— Ты забыл о такой замечательной штуке, как новокаин.

— Новокаин?! — Челюсть у меня отвисла. — А это сработает? Ты же ведь не сможешь накачать меня этой гадостью по самые уши?

— И не рассчитывай на это. К тому же я вообще не уверен, что это хорошая идея. Попробуем для начала вколоть тебе в вену самую капельку и посмотрим, что будет. Не могу же я рисковать тем, что у тебя отнимутся разом и руки и ноги?! А тебе, дружок, придется рассчитывать на то, что этот ублюдок на сей раз будет более беспечен. Чего ему беспокоиться, если накануне все прошло отлично? Ну а если я ошибаюсь — что ж, это опять-таки твоя проблема.

— Ха-ха, очень смешно. Значит, он воткнет в меня иголку толщиной в вязальную спицу, а я в ответ подскочу к нему, да как двину его по зубам — ты так это представляешь?

— Что-то вроде этого. — Он недовольно насупился. — Давай будем рассчитывать на то, что ему не придет в голову заподозрить тебя и он предпочтет воздержаться от кое-каких простейших тестов. Скажем, внушить тебе, что ты чувствуешь восхитительный аромат французских духов, а вместо этого сунуть тебе под нос склянку с нашатырем. Этого никто не вынесет. Давай просто надеяться, что он ограничится не слишком тщательной проверкой — как вчера, к примеру, или вообще забудет об этом.

— Да уж, мерзавец, наверное, просто пыжится от гордости, какой он умный. Небось от успеха у него совсем вскружилась голова, по крайней мере, я на это надеюсь.

— Тут есть только одна проблема.

— Одна?! Слава тебе, Господи, только одна! А по мне, так их миллион!

— Я имею в виду серьезные. Помнишь, он разбудил тебя в конце — ну-ка, вспомни запись! — перед тем как уйти, и приказал открыть глаза, чтобы ты выглядел, как обычно. Это было в самом конце, а значит, может означать только одно: все это время глаза у тебя были закрыты. Следовательно, когда он прикажет тебе заснуть, он вправе ожидать, что ты немедленно прикроешь глаза.

— Понятно…

Все несколько усложнилось. Мы провели около часа, занимаясь тем, что снова и снова прогоняли туда-сюда запись, пытаясь сообразить, как мне вести себя, чтобы лучше всего смахивать на погруженного в транс. Господи, я даже представить себе не мог, сколько всего для этого нужно. Брюс объяснил мне, как ходить, как говорить, даже как стоять, и терпеливо натаскивал меня, пока наконец результат не удовлетворил его полностью.

Конечный итог наших трудов был таков: я должен войти в номер и при первых же признаках того, что мой собеседник — кто бы он ни был — собирается махнуть рукой, щелкнуть пальцами или сделать вообще любой жест, отвести глаза, потом закрыть их, молясь в душе, чтобы это сработало. С этого момента все остальное будет зависеть от одного меня. Брюс обещал ввести мне в руку обезболивающее. Если честно, я слабо представлял себе, как это будет выглядеть — руки у меня будут словно плети, уши залеплены наглухо, и глаза плотно закрыты. Умора, да и только! Глухой и слепой, я должен сыграть эту роль, иначе не доживу до рассвета. Смешного мало.

Если все пройдет гладко, а чем больше я слушал, тем все менее вероятной казалась мне эта затея, то каждое слово, произнесенное мной или тем, другим, будет услышано и записано на магнитофон спрятавшимися в соседних номерах полицейскими. На это я и рассчитывал. Ради этих записей я готов был рисковать — ведь прозвучат слова, от которых мерзавец не сможет отвертеться. Именно поэтому я и хотел, чтобы все шло так, как он и задумал по своему дьявольскому плацу. Это был единственный и, как я надеялся, верный шанс накинуть петлю на шею мерзавцу.

Ну а если все пойдет не так, что ж, успокаивал я себя — рядом будет полно копов, которые мигом примчатся мне на помощь. Да и что может случиться, в конце концов?! Самое скверное — меня пристрелят.

Брюс еще повозился около часа, старательно, но безуспешно стараясь погрузить меня в транс. Наконец ему это надоело. Устало усевшись на край стола, он объявил:

— Похоже, на сегодня достаточно, Марк. Больше я ничем не могу тебе помочь. Конечно, это немного… но не забудь, идея была твоя.

— Да знаю я. Ты и так уже здорово помог, старина. Я хотел только спросить вот что. Предположим, все пройдет нормально. Предположим, я смогу запудрить мозги этому подонку, хотя и слабо представляю, как это получится, с торчащей из ушей ватой. Но кто его знает, в конце концов? А если вдруг он поймет, что его надули, и — ба-бах! — вдруг скомандует это свое «Спи! Усни!»? Тогда что?

— Трудно сказать Вероятнее всего, ты уснешь мгновенно. Ну, не то чтобы уснешь нормальным сном, как обычный человек, а погрузишься в транс и полностью подчинишься его воле.

— Вот этого-то я и боюсь. Выходит, мне нужно очень постараться, чтобы его одурачить. Главная трудность для меня в том, чтобы не попасть в его лапы. Если у меня получится, я навяжу этому парню свою игру. Уж я постараюсь прижать мерзавца к ногтю!

Брюс задумчиво кивнул. Еще долго мы с ним сидели, погрузившись в молчание. Все было уже сказано. До семи делать было нечего, разве что еще и еще раз прокрутить в мозгу наш план.

В шесть тридцать я воспользовался телефоном Брюса, чтобы позвонить Уэзерам. Трубку взяла Глэдис.

— Добрый вечер, миссис Уэзер, — сказал я. — Это Марк Логан.

Ее голос стал заметно холоднее.

— Слушаю вас.

— Если вы не возражаете, я бы хотел задать вам парочку вопросов.

— Я возражаю, но что толку. Спрашивайте!

— В ту субботу, когда у вас были гости, кто уходил последним?

— Ну… трудно сказать. Либо мистер Ганнибал, либо Артур.

— Это дружок Энн?

— Да.

— А разве Ганнибал не повез домой мисс Стюарт?

— Повез, но потом вернулся.

— А вы не можете сказать, зачем? Мне показалось, что на какое-то мгновение она заколебалась.

— Его попросил Джей. Мы еще немного поболтали.

— А Артур? Он ушел до или после Ганнибала?

— Право, не знаю. Вы ведь понимаете, молодые люди не всегда…

— Понимаю. А Энн дома?

— Да. Вы хотите поговорить с ней?

— Если вам не трудно, позовите ее. Через мгновение я услышал голос Энн:

— Слушаю!

— Энн, это Марк. Я опять насчет той субботы. После того как Ганнибал вернулся, кто ушел первым: он или Артур?

— Мистер Ганнибал?! А кто тебе сказал, что он вообще возвращался?

— Я не знаю, я просто так решил… Мне показалось… А что такое? Разве не так?

— Мне, во всяком случае, ничего об этом не известно. А почему ты спрашиваешь?

— Да так. Ничего особенного. И она повесила трубку.

Брюс посмотрел на меня:

— Похоже, нам пора. Ты готов?

— Готов, как никогда, — вздохнул я. — Пошли!

Мы с Брюсом припарковались за целый квартал от отеля «Феникс», на другой стороне улицы. На всякий случай Брюс взял обычный темный седан без полицейских опознавательных знаков. С нами был еще лейтенант Хилл, он уселся за руль.

Я в который раз посмотрел на часы. До семи оставалось минута или две. Солнце уже давно село, и на улицах один за другим загорались фонари. Я смотрел на них и гадал, как же все произойдет. Сам ли я встану и пойду в отель, когда придет время, или опять, как вчера, удушливой волной накатит нестерпимое желание сорваться с места и бежать, бежать туда, куда меня влечет чья-то таинственная воля?

Откинувшись на спинку сиденья, я устало прикрыл глаза. Чувствовал я себя, словно на дне океана, далекий от всего, что происходило вокруг. Я не слышал ни звука. Оба уха мне законопатил лично Брюс. Что это были за затычки, я так и не узнал, но подозревал, что доходят они не иначе как до самой барабанной перепонки. Они немного мешали, но зато отлично подходили для нашей цели. Я бы, вероятно, еще расслышал, если бы мне крикнули в самое ухо, но звуки обычного разговора до меня не долетали. К затычке в левом ухе Брюс аккуратно приделал тонюсенькую, почти незаметную леску. Спускаясь сзади, она проходила у меня под воротником рубашки, потом вдоль рукава, а кончик я крепко сжимал в руке. Это была пусть и слабая, но возможность хоть что-то расслышать, когда придет время. Чувствовал я себя по-дурацки.

Ухо у меня хотя и несильно, но ныло. Еще у Брюса дома мы проверили наше изобретение. Хотели убедиться, смогу ли я дернуть за леску и вытащить затычку. Сначала мы воспользовались обычной ниткой, и она немедленно оборвалась. Потом Брюс предложил леску. Я дернул изо всех сил, и мне показалось, что я остался без уха. Опасливо покосившись вниз, я с облегчением успел разглядеть, как затычка благополучно исчезла у меня в рукаве.